Взаимопонимание как внутренняя основа и цель общения.
Одним из важнейших аспектов социально-психологического общения является взаимное понимание людьми друг друга. Последнее может рассматриваться как внутренняя основа процесса общения, достигшего достаточно высокого уровня развития.
Развитая способность человека к пониманию других людей выступает в качестве рациональной основы процесса межличностного общения, которому подчинены средства выражения и передачи психического состояния взаимодействующих индивидов. Нельзя не согласиться в этой связи с Л. С. Выготским, который характеризует общение как «процесс, основанный на разумном понимании и намеренной передаче мыслей и переживаний, требующий известной системы средств».
Важнейшим средством установления взаимопонимания между людьми является речь, которая позволяет осуществлять обмен мыслями для взаимопонимания. Поскольку установление взаимопонимания не является единственной функцией речи, которая служит также средством передачи информации, экспрессии и психологического воздействия, постольку встает вопрос о соотносительной связи и взаимозависимости названных выше функций в структуре общения.
Есть основание полагать, что процесс установления взаимопонимания между индивидами является важнейшим параметром социально-психологического общения, которому могут быть подчинены все остальные функции речи. Действительно, коммуникативная функция речи, заключающаяся в передаче сообщения и обмене мыслями, прямо и непосредственно подчинена задачам и целям взаимопонимания.
В такой же мере можно говорить и об экспрессивной функции речи, о ее модальности, поскольку последняя служит средством усиления, дополнения или корректировки вербального сообщения. Тон, тембр, ритм, интонация речи нередко говорят общающимся больше, чем содержание тех фраз, которыми они обмениваются.
Воздейственная, или побудительная, функция речи также может рассматриваться как дополнительное средство усиления взаимопонимания между общающимися людьми или достижения его там, где оно пока отсутствует.
Из сказанного, разумеется, не следует, что экспрессивные и побудительные, равно как и коммуникативные, функции речи не обладают относительной самостоятельностью. Речь, конечно, может служить средством и передачи сообщения, и воздействия, и в тех случаях, когда взаимопонимание между общающимися отсутствует и вряд ли может быть достигнуто.
Понятие взаимопонимания. О взаимопонимании людьми друг друга можно говорить в различных смыслах, имея в виду совпадение, сходство или просто созвучие их взглядов на мир, их ценностных ориентации, понимание индивидуальных особенностей друг друга, понимание или даже угадывание мотивов поведения и возможности вести себя так или иначе в какой-то конкретной ситуации, взаимопонимание как принятие исполняемых по отношению друг к другу ролей, взаимопонимание как взаимное принятие самооценки своих возможностей и способностей и т. д.
Есть основания предполагать, что и этим не исчерпывается все многообразие смысловых значений, характеризующих сам термин взаимопонимания. Если исходить из этимологического значения самого понятия взаимопонимания, то можно утверждать, что взаимопонимание — это такой случай понимания одного человека другим, когда оно носит взаимный, обоюдный характер.
Условием же такого взаимопонимания, видимо, является не только понимание другого человека, но и понимание его отношения к себе или к другим людям как к партнерам по общению и, наконец, понимание самих отношений, складывающихся и развивающихся между общающимися людьми.
Не менее важным условием взаимопонимания является, наконец, принятие способов понимания партнерами друг друга, их согласие во взглядах на их отношение друг к другу. Без выполнения названных условий вряд ли взаимопонимание будет достаточно глубоким и устойчивым.
Восприятие и понимание друг друга партнерами по общению. Высокий уровень требований, которые предъявляет к общающимся процесс постижения друг друга на основе рационального анализа их взаимоотношений, не каждому по плечу. Не говоря уже о том, что такой анализ требует и немало времени.
В условиях же дефицита времени и интенсивного роста информации от общения с другими людьми довольно заманчивым и более привлекательным, чем углубленный интеллектуальный анализ, может показаться руководство личными впечатлениями от встреч с другим человеком.
Это непосредственное восприятие другого вполне отвечает все более актуальному в условиях дефицита времени требованию быстроты приобретения информации о партнере по общению.
Иные способы получения соответствующей информации, обладающие несравнимо более высокой эффективностью и надежностью, как, например, длительное наблюдение за поведением человека или всесторонний социально-психологический анализ его жизненного пути, проигрывают восприятию в одном существенном показателе — оперативности.
В условиях дефицита времени люди вынуждены во все большей мере восполнять недостаток сведений и знаний о другом человеке той информацией, которую дает им о нем первое впечатление. Действительно, жизненный опыт позволяет человеку во многом без серьезных ошибок, а нередко и достаточно точно судить о другом человеке даже при первом знакомстве. За этим стоит способность на основе опыта общения — видеть за внешними проявлениями, манерой поведения более глубокие, социально-типологические и личностные особенности.
Сила и слабость первого впечатления. Однако при всех своих достоинствах первое впечатление о другом лице далеко не всегда гарантирует надежный результат. Зачастую даже наоборот, результат первого впечатления может полностью разойтись с последующим представлением о человеке.
Дело в том, что восприятие человека человеком строится на основе фиксирования чисто внешних характеристик воспринимаемого (его лицо, одежда, манера вести себя и т. д.), вместе с тем оно выходит за рамки оценки только внешнего облика человека. Полученный на основе впечатления о внешнем облике воспринимаемого материал призван послужить почвой для того, чтобы воображение и жизненный опыт воспринимающего осуществили реконструкцию и внутреннего мира впервые увиденного человека, предполагающую оценку его характера, духовного потенциала, его отношения к миру и т. д. На это обстоятельство обращает внимание А. А. Бодалев: «Построив образ познаваемого человека на основе фиксирования характеристик его внешности, взаимодействующий с этим человеком субъект обычно не ограничивается таким знанием, он немедленно создает систему заключений об этом человеке, содержанием которых является констатация качеств, свидетельствующих о способностях человека или выражающих его отношение к различным сторонам действительности, а также говорящих об его определенной социально-групповой принадлежности и т. п.» [12, с. 5].
Оценка и реконструкция внутреннего мира воспринимаемого по его внешности, возможно, не была бы такой уязвимой, если бы она не осуществлялась на весьма субъективной почве жизненного опыта самого воспринимающего.
Идентификация как основа и инструмент взаимопонимания. Своеобразие этого опыта не изменяет общей закономерности, которой подчинен процесс перехода от него к реконструкции внутреннего мира другого человека. Свое восприятие и понимание другого человек, как правило, строит на базе своего собственного жизненного опыта, в основе которого лежит механизм идентификации (от латинского слова identificare — отождествлять), или приравнивания, уподобления людей друг другу.
Человек испытывает симпатии к другому, сочувствует ему, если он способен почувствовать или представить себя на его месте, если для него понятна, близка и приемлема точка зрения и позиция того человека, с которым он общается.
Иными словами, внутренней основой и предпосылкой взаимного понимания людьми друг друга оказывается механизм их психологической идентификации, или взаимного уподобления.
Здесь же заложена предпосылка и формирования самосознания индивида. «В некоторых отношениях, — писал К. Маркс, — человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «Я семь я», — то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу, как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку» [13, с. 62]. Из приведенного высказывания видно, что идентификация включает в себя два различных элемента. Прежде всего она предполагает уподобление другого себе («лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному»). Вместе с тем она осуществляется и через уподобление себя другому («человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку»).
Здесь идентификация начинается с уподобления объекта субъекту (другого себе) и завершается уподоблением субъекта объекту (себя другому). Это не исключает и возможности другой модели идентификации: от первоначального уподобления субъекта объекту (себя другому) к последующему сведению объекта к субъекту (другого к себе).
Однако, независимо от порядка и последовательности своего осуществления, идентификация позволяет людям добиваться относительного понимания других людей, несмотря на недостаток предварительной информации о них, когда первое впечатление является чуть ли не единственным источником знания. Она оказывается тем зеркалом, которое позволяет людям лучше понять как себя, так и других.
На значение идентификации как психологической основы взаимопонимания обращают внимание и зарубежные социальные психологи. Т. Шибутани, например, связывает процесс установления взаимопонимания с механизмом идентификации, ибо, как он отмечает «только вообразив себя на месте другого, человек может догадаться о его внутреннем состоянии».
Взаимопонимание при этом рассматривается как состояние внутреннего согласия, которое достигается путем установления общей картины мира у тех, кто объединен в совместные действия и путем взаимного принятия ролей.
Ограниченность идентификации. Но механизму идентификации свойственна и определенная ограниченность. Его действие ограничено уровнем действительного соответствия или несоответствия людей друг другу. Он эффективен лишь при условии относительного соответствия общающихся. За пределами этого соответствия он превращается в инструмент искажения реальности. Полное же уподобление одной неповторимой индивидуальности другой невозможно.
Кроме того, идентификация осуществляется, как правило, на уровне обыденного сознания и должна неизбежно облекаться в форму стереотипа или определенным образом шаблонизированного представления о другом лице. Ведь жизненный опыт каждого человека достаточно ограничен по сравнению со всем многообразием встречаемых им людей с их разнообразным внутренним миром и характером.
Известный стереотип восприятия выполняет функцию способа защиты психики человека от перегрузки информацией, впечатлениями в процессе общения. Только подгоняя поток новых впечатлений под уже сложившийся на основе старых впечатлений стереотип (в данном случае под сложившееся у человека представление о типах личности), можно справиться с процессом интенсификации человеческого общения даже в условиях дефицита времени. Но стереотип восприятия человека человеком функционирует на не вполне надежной основе обыденного сознания, на базе внешнего и часто первого (при этом поверхностного) впечатления о другом лице.
Основанием для построения образа и оценки человека при этом служит восприятие его внешности и манеры держаться. Те или иные черты лица (нос, рот, глаза, уши, лоб и т. д.) дают пищу для воображения воспринимающего, подсказывая образ интеллектуала (тонкие черты лица, большой лоб), аскета (тонкие сжатые губы), скептика (кривая усмешна), гурмана (полные чувственные губы) и т. д. Между тем, как показывают эксперименты, те или иные конституционные признаки индивидуальности далеко не всегда дают сколько-нибудь достоверную информацию о внутреннем мире и характере человека.
Стереотип восприятия как барьер на пути понимания другого. Очевидно, что в таком случае стереотип или определенная установка восприятия человека человеком выступает уже в качестве психологического барьера на пути к пониманию духовного мира личности.
Уподобление людей друг другу может оказаться тормозом на пути проникновения в их внутренний личностный мир еще по одной причине. Сам факт установления хотя бы внешнего сходства, подобия людей очень предрасполагает наблюдателя к выводу об их внутреннем, психологическом тождестве друг другу. Предрасполагает потому, что избавляет от достаточно сложных, иногда мучительных поисков ключа к человеческой индивидуальности. Уподобление же в таком случае оказывается чем-то вроде шпаргалки, готового ответа, освобождающего от самостоятельных, напряженных и ответственных решений.
О реальности именно такого применения механизма уподобления свидетельствует жизненный опыт. Люди, как правило, только тогда всерьез задумываются об особенностях характера и индивидуальности другого человека, когда он начинает выходить за рамки стереотипного восприятия, т. е. когда его поступки не согласуются с той схемой, которой он был уже заранее уподоблен по аналогии с восприятием и понимаем других людей, сходных с ним по внешним признакам поведения.
На это обстоятельство обратил в свое время внимание С. Л. Рубинштейн:
«В обычных более или менее тривиальных жизненных ситуациях, когда к тому же мы не заинтересованы в особо глубоком проникновении в истинный смысл поведения окружающих нас людей, в понимании подлинных их мотивов и целей, процесс интерпретации их поведения, раскрывающий его психологическое содержание, не выделяется особо. Но стоит нам столкнуться со сколько-нибудь для нас неожиданным поступком небезразличного для нас человека, как невольно мы задаем себе вопрос, что бы это могло означать, что этот человек так поступил: не явился в условленный час, когда мы его ждали, пошел куда-то, где, казалось бы, ему не надлежало быть, и т. п. Вопрос о психологической квалификации поступка в таком случае отчетливо выделяется из простой регистрации его внешней стороны».
Эту же мысль подчеркивает и А. А. Бодалев:
«Пока манера общения с другими, род занятий, качество труда, внешний облик, характер препровождения свободного времени, отклик на происходящие события, преследуемые цели, весь уклад жизни, присущие другому человеку, соответствуют образцам, которым привык следовать общающийся с ним субъект, последний обычно проявляет своеобразное «равнодушие» к психологии другого. Он, так сказать, без сомнений и доказательств полагает, что у другого человека «психология» такая же, как и у него. И только когда другой в образе жизни, в манере себя вести, в реагировании на происходящие события, в своем внешнем облике отходит от тех «образцов», которые в глазах общающегося с ним являются выражением «нормы», последний от регистрации внешней стороны поведения этого человека переходит к психологической классификации его поступков, пытается дать им ту или иную оценку и понять этого человека как личность».
И наконец, о последнем чисто практическом признаке ограниченности механизма идентификации как способа взаимопонимания людьми друг друга. Идентификация, или уподобление, предполагает способность общающихся людей представить себя на месте другого, войти в его положение: испытать его внутреннее состояние, посмотреть на самого себя его глазами. На первый взгляд это может показаться весьма простой задачей, решаемой стихийно и каждодневно в практике человеческого общения. На самом деле это не так.
В самом механизме уподобления людей друг другу заложены некоторые трудности и противоречия. Прежде всего нельзя представить себя на месте другого человека, не побывав в «его шкуре». Самым эффективным способом снятия этого противоречия было бы, очевидно, поочередное вхождение в роли друг друга на практике.
Частично такой обмен ролями вполне достижим. Возьмем для примера семью. Муж может на какое-то время взять на себя бремя домашних забот, связанных с ведением хозяйства и уходом за детьми. Аналогичным образом и жена может легко, даже с еще большей легкостью, войти в роль или положение мужа и почувствовать приятное состояние освобожденности от бремени повседневных мелких домашних забот, что более знакомо мужчине, чем женщине.
Однако гарантирует ли такая перемена ролей во всех случаях возможность полного понимания супругами друг друга? Думается, что еще нет. Такая смена ролей является весьма неполной попыткой практического уподобления, исключающей сферу деятельности, которая выходит за рамки семейного очага. Между тем трудности такого уподобления связаны подчас с различием производственной сферы деятельности мужчины и женщины. Играет здесь роль и состояние сферы обслуживания, функционирование различного рода служб, влияющих на быт людей.
Наряду с практическим возможно и игровое уподобление. Оно также способно давать некоторый, хотя и меньший, психологический эффект большего понимания друг друга. Полезно это и как фактор развития здорового чувства юмора, и как фактор создания более благоприятного психологического климата в семье. Исполняя роль хозяйки дома, муж оказывается способным лучше увидеть, с одной стороны, трудности и сложность этой роли, с другой — с новой стороны, более критически посмотреть на самого себя. Интересные качества, необычайную наблюдательность обнаруживают при этом и дети, которые оказываются почти с одинаковым успехом способными с большим чувством юмора входить в роль как папы, так и мамы.
Конечно, подобное взаимоуподобление в рамках семьи не гарантирует абсолютного взаимопонимания, поскольку последнее предполагает учет всей совокупности не только ролевых, но и многих других психологических особенностей личности, связанных, например, с различиями полов, возраста, с индивидуально-неповторимыми чертами человека.
Возможности и границы взаимопонимания. В представлении о возможностях и границах взаимопонимания можно различать несколько подходов. В одних случаях социологи и психологи исходят из представления о неограниченных возможностях взаимопонимания между людьми, нередко даже отождествляя его с процессом информационного общения.
Так, Т. Шибутани склонен к отождествлению взаимопонимания с коммуникацией. Последнюю он характеризует как обмен информацией, благодаря которому согласие развивается или разрушается. При этом уровень взаимопонимания рассматривается как важнейший критерий коммуникабельности общающихся индивидов.
В какой-то мере близка к этому и точка зрения профессора Мичиганского университета Т. Ньюкома, который, хотя и различает понятия коммуникации и согласия, однако вместе с тем рассматривает коммуникацию как связь, имеющую своим следствием возрастание степени согласия общающихся между собой индивидов.
Но если, с точки зрения Т. Шибутани и Т. Ньюкома, согласие и взаимопонимание заложены уже в самом акте информационного общения людей, то с точки зрения экзистенциализма как философского течения, взаимопонимание или коммуникабельность в процессе общения скорее редкое исключение, чем правило в человеческом общении.
Экзистенциализм исходит из романтического идеала «тотальной» или «непосредственной» коммуникации, которая может быть истолкована как абсолютное взаимопонимание или родство душ. Всякое же предметно-функциональное общение, связанное с ролевым взаимодействием людей, а не интимным межличностным контактом, расценивается как заведомо «неподлинное».
Утверждая принципиальную герметичность и некоммуникабельность человека, экзистенциалисты абсолютизируют такие реальные явления, как: «а) уникальность, неповторимость индивидуальных переживаний; б) внутреннюю расчлененность жизненного опыта и множественность образов рефлексивного «Я» субъекта; в) рефлексивно-игровой характер общения, при котором поведение лица зависит от особенностей партнеров и ситуации, а в его самосознании разграничиваются «фасад» и «кулисы», различные «представляемые» и «ложные» «Я» и т. п. (И. С. Кон).
Конечно, уникальность и неповторимость индивидуальных переживаний человека, равно как и сложность, структурная многогранность его самосознания являются весьма существенными, но отнюдь не непреодолимыми барьерами на пути взаимного понимания людьми друг друга.
Уровни взаимопонимания. Есть основание различать не только условия, но и уровни взаимопонимания людьми друг друга. К числу важнейших условий и предпосылок взаимопонимания относится, как уже отмечалось, способность к внутренней идентификации общающихся, которая, в свою очередь, предполагает прежде всего совпадение или во всяком случае близкое сходство системы значений, регулирующих поведение человека. Другим, не менее существенным условием взаимопонимания является адекватность уровня взаимооценки общающимися индивидами. Ни одно из этих условий в отдельности не может гарантировать глубокого и устойчивого взаимопонимания.
Высокий уровень идентификации общающихся на основе совпадения системы социальных и индивидуальных значений при отсутствии адекватности взаимооценки, то есть такой оценки общающимися личных, человеческих качеств друг друга, которая бы совпадала с собственной самооценкой каждого, может лишь на какое-то время создать впечатление взаимопонимания. Но такое взаимопонимание не будет достаточно прочным, поскольку оно будет размываться отсутствием личной симпатии общающихся друг к другу.
Адекватность взаимооценки самооценке может стать при определенных условиях достаточно полной основой для взаимопонимания даже вопреки отсутствию полного совпадения системы социальных и индивидуальных значений между общающимися.
Таким образом, можно различать три уровня взаимопонимания в зависимости от того:
- совпадает ли только система социальных и индивидуальных значений у общающихся, с одной стороны, и нет совпадений в уровне взаимооценки личностных качеств — с другой;
- когда совпадает не только система значений (социальных и индивидуальных), но и уровень взаимной оценки личностных качеств; это тот случай, когда наблюдается взаимная удовлетворенность людей их эмоциональным отношением друг к другу, когда они «уважают друг друга», что исключает необходимость прибегать к суррогатным средствам достижения согласия и взаимопонимания;
- когда имеет место высокая степень взаимного доверия и открытости общающихся; это предполагает, в свою очередь, отсутствие каких-либо тайн друг от друга, которые бы существенно затрагивали интересы партнеров.
Индивидуальная тайна — это постоянно действующий или потенциальный источник напряженности в отношениях между общающимися, способный оказать на психологический контакт и даже достигнутый уровень взаимопонимания разрушительное воздействие. По мнению Ф. Е. Василюка, индивидуальная тайна — «…это язва, изнутри разлагающая общение. Полнокровное человеческое общение предполагает стремление к максимальной открытости сознания. В нем — постоянная борьба за предельное самовыражение, включение в общение всего человека, всей полноты его души».